иллюзорности-неиллюзорности, открытости-закрытости этой «системы», этого «я», невозможно никакое понимание мессианской сути вочеловечения Слова Божия (наше понимание, а не Его миссия). Если в первой части дискуссии я до конца не мог солидаризироваться ни с одной из двух чётко обозначенных позиций, хотя правда каждой из них значительно перевешивает, на мой взгляд, ложные посылы (видимо, больше в пылу спора проявленные крайности, чем онтологически присущие сторонам); то во второй части дискуссии странное чувство полной правоты каждого из непримиримых смысловых потоков была прочувствована мной в очень острой форме. Дабы избежать шизофренического раздвоения, пришлось обратиться за помощью к нашему верному другу и мудрому поводырю – к «великому и могучему русскому языку». Так как причина спора – а спор есть функция непонимания другого – в данном случае почти полностью находится в языковой сфере (а не религиознофилософской) – в разном (иногда противоположном) наполнении смыслом одних и тех же слов. Это издержки «публицистического стиля». Не избежать этих издержек, этой искажающей схематизации и мне: сама структура речи неизбежно ведёт к некоторой схематичности (но будем помнить, что в нашем распоряжении есть и другие, гораздо более гибкие и прозрачные структуры языка, обратиться к которым никогда не поздно). В первую очередь надо определиться с самим предметом спора, с этим самым «я», которое обсуждается и варьируется в диалогах сторон (прекрасную всё-таки литературную форму для философии придумал Платон – форму диалогов!): 1. «Я» – высшее Я – монада, дух. Только по отношении к нему до конца справедлива богословская формула: «создал нас по Своему образу и подобию». Это «Я» – Божья идея – образ и подобие Творца – бесконечная потенция – наша Личность и Лицо в самом высшем смысле – возлюбленное и опекаемое Отцом Дитя. 2. «я» (с маленькой буквы) – душа, творимая духом; по Андрееву – шельт. Приблизиться к пониманию этого своего родного «я» можно по следующей аналогии: «я» (душа) для высшего «Я» (духа) такой же образ и подобие, такое же возлюбленное детище, свободное и опекаемое, предназначенное к творчеству и сотворчеству – взыскуемому и свободному слиянию в любви,– как само наше высшее «Я» для Бога. Если об иллюзорности бытия Божия речи идти не может (по крайней мере, в христианской культурной традиции), тогда так же не может идти речи об иллюзорности Его творчества и Его творений: наших высших «Я» (духовных монад). Он скрепил эту связь, эту любовь Своей Кровью на Голгофе: Я и Отец одно. А так любить иллюзию невозможно. Но монада, наше высшее «Я», есть образ и подобие Творца: она творит – душу, так называемое низшее «я»; и так же отдаёт ему всю свою любовь и так же страдает и распинается от его «Нет», как Тот, Чьим образом и подобием является. Любить – и так любить!– можно только своё дитя, его лицо, а не иллюзию! 3. Эйцехоре – эго – «семя дьявола» – вот где настоящая иллюзия «я»: карикатура, стремящаяся вытеснить собою подлинник. Это то, что сторонники иллюзорности «я» называют «йа» (эго), и по отношению к этому «эго» все их гневные слова глубоко оправданы и необходимы. Эго – раковая клетка в нашей душе, в нашем «я»: именно тенденция к самоутверждению за счёт всего остального делает клетку раковой – «семенем дьявола». Неспособность эйцехоре-эго к жертве во имя целого, вообще неспособность к восприятию себя живой клеткой единого духовного организма и есть та «иллюзия», та 110
111 Publizr Home