социальное явление, возможно, тысячелетиями пребывал в этом состоянии, погруженный в свою естественную деятельность по продлению и поддержанию наличного бытия. Регион сущности тоже длительное время может воздействовать на бытие только в виде готового плана, мифа, схемы, божественного замысла, не предполагая возвратного движения от наличных форм бытия к творчеству новых сущностей. Любая попытка развернуть потоки сущего и сущности вспять, прочь от бытия, встречают чудовищное сопротивление. Но именно через преодоление этого сопротивления идет формирование и эволюция собственно человеческого. Катафатический и апофатический подходы в гносеологии не имеют между собой никакой логической согласованности даже в форме антиномии или противоречия. Их согласованность в ортогональности жизненных потоков. Так постепенное двустороннее «горизонтальное» насыщение наличного бытия слепой силой жизни со стороны сущего и жестким детерминизмом смысла со стороны сущности, вдруг приводит к внезапному «опрокидыванию» содержания, опустошению растянутой формы, которая, становясь лёгкой, начинает «всплывать» вверх, перпендикулярно плоскости насыщения. Хайдеггер называл это разрыв бытия термином «Ereignis» (со-бытие), Лев Толстой писал об этом как о восходящем движении Разумной жизни, Кен Уилбер называл этот процесс трансформацией сознания, а Владимир Соловьёв считал, что именно через это восходящее движение происходит разотождествление с отвлеченными началами, крепко сковывающими наше самопознание. В любом случае, бытие человека как незавершенной собственной формы в режиме апофатического П-набора перестает быть только точкой сборки, целью двойственной стихийно-осмысленной эволюции, оно становится средством творческого созидания новых миров. Теперь это бытие может быть многоединым, эманирующим, отдающим, любящим и понастоящему человечным. 140
141 Publizr Home